Ужин втроем. Мы так с тобой похожи… - Анна Данилова

Это Л. придумала какую-то тетю, которая якобы прислала ей все те сладости, которыми Л. потом угощала всех наших… А покупали мы все эти вкусные вещи в самом дорогом магазине, и кассирша, которая обслуживала нас, еще заметила тогда, что от такого количества шоколада, конфет и печенья мы можем покрыться сыпью. «Дура, – обозвала ее Л. уже после того, как мы вышли из магазина. – Это у тебя пусть рот облезет от таких слов…»

И хотя все мы знали, что у Л. никого нет вообще, что она подкидыш и всю жизнь воспитывалась в казенных домах, но все молча грызли засахаренные орешки, запивая все это обжигающей и приторной колой, ели до изнеможения фруктовые немецкие рулеты и кексы, и завидовали Л. Думаю, некоторые из них знали о том образе жизни, что вела их подружка, но никому и в голову не могло прийти, что мы пировали на ворованные деньги… Ведь Анжелика ушла в мир иной с липким и грязным шлейфом: «воровка, сумасшедшая, проститутка, жидовка…", в то время как за Л. закрепилось крепкое и головокружительное

– ЖЕНЩИНА.»

***

– Это Нэш выбирает маршруты? – спросила Нора во время одной из очередных вечерних прогулок по Грин-парку, поистине зеленому парку, в котором помимо зеленых лужаек, аллей, деревьев, даже легкий туман казался зеленовато-серебристым… Лондонцы отдыхали здесь семьями, устроившись в полосатых шезлонгах, и предавались молчаливому созерцанию застывших призрачных деревьев, источающих терпкий аромат свежести и влажной травы…

Соня пожала плечами и вяло ответила, что маршруты выбираются словно сами по себе, и что, на ее взгляд, никто особо над этим не задумывается. Нэш, который отошел, чтобы купить сигарет для Сони, вернувшись, предложил поехать в Кенсингтонские сады, чтобы показать Норе, которая впервые в Лондоне, детские площадки с с резными фигурками эльфов, резвящихся вместе со статуей Питера Пена, а потом заглянуть в галерею Серпантайн, на выставку.

– Он хочет показать тебе нарциссы, ведь правда, Джеймс? Нэш радостно закивал головой. В тот день на нем вместо строгого костюма были обычные твидовые широкие брюки, легкий черный джемпер и зеленая вельветовая куртка. На щеках его появился бледный румянец, который очень ему шел, и Соня, которая несколько раз останавливалась, чтобы поцеловать своего жениха, заставляла его краснеть еще больше… Похоже, он не привык афишировать свои отношения на людях и ужасно смущался. А вообще-то он вел себя довольно нейтрально, говорил на общепринятые темы и практически ни разу не задал вопросы напрямую Норе, словно боясь этим доставить неудовольствие своей невесте. Но сколько Нора ни старалась подсмотреть ЕГО взгляд, обращенный на Соню, она еще ни разу не видела выраженное любовное чувство Нэша к своей возлюбленной, на которой он собирался жениться. Быть может, он просто скрывал свои чувства, поскольку он все же был не французом, а англичанином, но Соня-то смотрела на него с обожанием, граничащим со страхом… И это тоже бросалось в глаза. Никогда в жизни Нора не видела такое количество нарциссов, желтый ковер из которых радовал глаз, а аромат их кружил голову.

Они медленно прохаживались по огромному, источающему благоухание весенних цветов и зелени, саду и почти не говорили. Нора думала о том, что в этих садах, наверное, трудится невидимые эльфы, призраки тех деревянных эльфов, которые им показывал Нэш на детских площадках Кенсингтонского сада, которые высаживают ранней весной луковицы нарциссов, а потом, стараясь быть незаметными, ухаживают за цветами, создавая иллюзию естественных природных цветочных полян…

– Вон там, видите, Нора? – и она обмерла, чувствуя, как Нэш, стоящий позади нее и Сони, крепко сжимает своей горячей рукой ее ладонь. – Видите остроконечную башенку и шпиль, словно гигантскую беседку, в которой кто-то сидит? Он снова сжал ее руку и она услышала, как он издал нечто, наподобие громкого полувздоха-полустона, причем так неожиданно, что даже Соня, которая тоже смотрела на застывший за поляной нарциссов памятник, резко обернулась, чтобы взглянуть на своего жениха. Но он уже к тому времени успел отпустить руку Норы, и стараясь не выдать своего волнения, продолжил: – Это памятник Альберту, построенный в честь супруга королевы Виктории в 1863 году и спроектированный сэром Георгом Гилбергом Скоттом…

– Скажите, Джеймс, – спросила Нора, – а откуда вы так хорошо знаете русский язык?

Соня состроила недовольную гримасу и отвернулась, словно ей было стыдно за поведение своей компаньонки.

– Я учил язык здесь, меня всегда интересовала Россия, поэтому я и открыл там филиал своей фирмы…

– Но ведь вы же служите в банке, насколько я поняла…

– Правильно, но я вложил деньги в один московский проект, который показался мне интересным и, как мне кажется, не прогадал… Во всяком случае, те люди, с которыми я сейчас там сотрудничаю, меня вполне устраивают… Это порядочные люди, которые умеют и хотят работать… Кроме того, не скрою, в России дешевая рабочая сила, может, я, конечно, не так выразился… Понятное дело, что на моей фирме трудятся отнюдь не рабочие, а высококвалифицированные инженеры, но я плачу им в пять раз меньше, чем платил бы таким же специалистам здесь, в Англии…

Он говорил сухо, по-деловому, и Соня как будто даже успокоилась. Беседа далее приняла вообще странный оборот: заговорили о политике. Вернее, говорили двое – Нора и Нэш. Соня же в это время откровенно скучала, а потом и вовсе запросилась домой.

Дома, перед ужином, когда Соня ушла переодеваться в свою спальню, а Нора сидела в гостиной и листала какой-то английский журнал по дизайну, послышались торопливые шаги. В комнату стремительно вошел Нэш и, тщательно прикрыв за собой дверь, быстро подошел к Норе и, остановившись перед ней, вдруг замер, всматриваясь в ее лицо.

– Нора, вы должны меня извинить за то, что я позволил себе в саду… Вы могли подумать обо мне дурно, но я не могу больше молчать. Я знаю, что я страшно виноват перед Соней… Я не знаю, что мне делать… С тех пор, как я увидел вас, я только о вас и думаю, я придумываю каждую ночь отговорки… но мне это не всегда удается… Соня что-то чувствует… Я бы хотел встретиться с вами… наедине… Сегодня ночью я могу прийти сюда, в гостиную и мы с вами поговорим… Но это опасно, она может проснуться… Давайте встретимся завтра на углу, здесь, за домом, вы знаете, где обычно стоит моя машина, если я не ставлю ее в гараж… И мы с вами пообедаем где-нибудь в ресторане… В двенадцать. Скажите Соне, что хотите немного прогуляться… Или просто, никому ничего не говоря выходите из дома… Так будет даже лучше… И он исчез. И только медленно открывающаяся дверь говорила о том, что из комнаты только что кто-то вышел. Но кто? Уж не призрак ли это Нэша? ора долго не могла пошевелиться. Она смотрела на дверь, а в голове еще продолжал звучать ЕГО голос. Значит, она не обманулась в своих предположениях? Нэш хоть и вел себя «нейтрально», все же источал, очевидно, какую-то невидимую, но ощутимую сердцем, душой энергию… «Может, это любовь?» Но она сама?… Готова ли была она сама к любви? Как спокойно и безмятежно жила она все это время без любви… Что с ней станет, если она признается самой себе в том, что безнадежно влюблена в этого высокого и худощавого англичанина, человека с другой планеты, у которого в душе цветут нарциссы, а лицо время от времени озаряется почти детской улыбкой? И не вопросы морали ее волновали – она знала, что Нэш не любит Соню, она искала доказательства тому все то время, что они жили у Нэша в доме, и находила этому подтверждение постоянно… Пусть он англичанин, пусть сотворен из холодного лондонского тумана, но любящий мужчина не ведет себя так, как он…

И вдруг ей стало жарко. Она закрыла глаза и представила себе Нэша. Нет, это невероятно, он не мог пригласить ее завтра пообедать в ресторане, он не такой, он НЕ СПОСОБЕН НА ТАКОЕ… Он порядочный мужчина, который обещал жениться на Соне, и он женится на ней, а все то, что произошло в этой гостинице – всего лишь проявление слабости… «Или силы?» В гостиную ворвалась Соня.

– Мне надо тебе кое-что подиктовать… Пойдем к тебе в комнату или… или нет, лучше в его кабинет, тем более, что он только что ушел… Сказал, что у него встреча где-то тут, поблизости… Но, думаю, он просто хочет прогуляться один… Мне кажется, что он устал от нас… ОБЕИХ…

– Устал? Но разве может устать жених от своей невесты?

– Ты просто не знаешь, как я поняла, мужчин. Совсем. Они – сами в себе. Это нам нужно общество, нам надо, чтобы нас было хотя бы двое – причем, неважно, с кем мы будем, с подружкой, мужчиной, кошкой или собачкой… Мужчины – существа другого рода. Они более самодостаточны, а поэтому я прекрасно понимаю его… Просто он так неожиданно ушел, чуть ли не хлопнув дверью, что Дороти уронила на стол чашку со взбитым яйцом от резкого звука… Может, ВЫ с ним повздорили? Вы с ним, случайно, сейчас не разговаривали… о политике? Кажется, это было вашей общей темой на прогулке…